Я безумно хотела есть. Уже 12 часов мой желудок жалобно просил закинуть в него хоть что-то. Бедняга даже не догадывался, что ждать этого момента ему придётся долго.
В комнатке метров 9, а то и меньше, я пребывала в гордом одиночестве. На едине со своими мыслями. Не только о еде. Кровать, огромный мяч (по-моему розового цвета), раковина в левом углу и ещё какая-то конструкция, отдалённо напоминающая кушетку. Широкую и обрубленную. Я тогда и представить себе не могла для каких пыток она предназначена.
Во рту пересохло. Но пить тоже запретили. Эти двое приходили по очереди. Редко. Молчали и ехидно улыбались. А я ждала... Терпела и ждала. А потом психанула. Подбежала к раковине, включила кран и прильнула к струе холодной воды. Мне было наплевать, откуда она текла. Она была спасительной.
Чуть позже нервы начали сдавать. Боль в животе усилилась. Почти до потери сознания. И я начала просить о помощи. Сначала шёпотом. Потом громче, пока не начала орать. Матом!
А они не приходили. Знали, что ещё не время. И мой час не настал.
Я металась по комнатке. То и дело поглядывая на пакет, брошеный на полу возле кровати. Из него торчали 2 банана. Немного почерневшие. Но и их я готова была сожрать. Но не ела. Запрещено!
Вечером я подумала про ужин. Даже капельница и обессилевшее тело не смогли отключить мой мозг от мыслей про еду. Но буквально через полчаса мои мысли были совершенно о другом.
Ни одна женщина не сможет забыть тот счастливый момент, когда ей на грудь кладут только что родившегося малыша. И всё, что было до этого становится не важным.
Непередаваемые ощущения, которые помню даже через 18 лет. День, точнее вечер, 20 сентября, когда Соня появилась на свет.
P. S. А ужин мне всё-таки принесли. Холодные макароны с котлетой. Только съесть я их не смогла. Содрала горло, пока требовала кесарево. Вот дура то!